Кое что из книжицы Майи Кучерской «Чтение для впавших в уныние» фрагменты.

Лариса Епифанова училась в православной гимназии. Гарри Поттера там читать было нельзя. Потому что он был магический, а магию церковь не благословляет. Про это гимназистам много раз говорили на общих собраниях духовник гимназии, отец Владимир, и их учителя. Только глупая Лариса не слушалась своих мудрых руководителей и брала книжки про Поттера у соседки из нормальной школы. И постепенно все части прочла, а потом еще посмотрела три фильма, причем, не по одному разу. Кончилось это ужасно. Однажды ночью к Ларисе Епифановой прямо на метле прилетел сам Гарри Поттер. Миленький такой мальчик в очках. Влетел прямо в распахнутую балконную дверь, быстро облетел всю квартиру, сказал Ларисе «ку-ку» и улетел обратно, точно его и не было. С тех пор Лариса сильно заикается и очень плохо спит.

 






   Один батюшка вообще ничего не умел. Не умел отремонтировать храм, и храм у него так и стоял пять лет в лесах. Не умел с умом заняться книготорговлей и выбить точки, запустить книжный бизнес…У него не было нужных связей, щедрых спонсоров, десятков и сотен преданных чад, не было машины, мобильника, компьютера, е-mailа и даже пейджера. У него не было дара рассуждения, дара прозорливости, дара красивого богослужения – служил он тихим голосом… Проповеди он мямлил и повторял все одно и то же из раза в раз. Его матушку тоже было не слышно и не видно, хотя она у него все-таки была, но детей у них тоже не было. Так батюшка и прожил свою жизнь, а потом умер. Его отпевали в хмурый ноябрьский день, и когда люди хотели зажечь по обычаю свечи - свечи у всех загорелись сами, а храм наполнил неземной свет.

   






   

Один батюшка ненавидел людей. Произошло это с ним не сразу. Сначала он всех любил, а потом всех разлюбил. И запрезирал. Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей. Потому что людей было много, и с годами становилось все больше, и они, эти безликие жаркие толпы, во-первых, дышали, во-вторых, толкались, лезли вперед, громыхали банками для святой воды, тыкали ему в лицо вербами, чтобы он получше их окропил, задавали шизофренические вопросы, на исповеди рассказывали про плохих мужей и свекровей, требовали советов, но советов никогда не выполняли, верили в сглаз, носили причащать своих дико орущих внуков по совету бабушек–колдуний. И по большим праздникам батюшка даже служить старался с закрытыми глазами. Ему казалось, что вот он откроет глаза – и его ненависть к ним их сразу испепелит. Но так–то он человек был очень хороший в кругу семьи и друзей – приветливый, ласковый, просто раздражительный слегка, а человек отличный. С детьми в воскресной школе делал воздушных змеев.

   







Одного инока сжирала черная тоска. Он уж и так с ней, и эдак – не уходила. И был он в монастыре самым веселым человеком – все шутки шутил, все посмеивался. Только в последний год инок погрустнел и стал тихий, тоска его совершенно оставила, и можно было уже не шутить. Он вдруг начал слабеть, ослабел и умер. Во время его отпевания в храме разлилось благоухание, многим показалось – расцвела сирень. А это отец Василий просто победил дьявола.

   





   

Отец Митрофан. Если жена жаловалась на мужа, или на свекровь, или же на соседа, батюшка давал ей один и тот же совет: «А ты его убей».
-Как убей? - изумлялась женщина. - Задуши подушкой или подсыпь в чаю мышьяку. Иногда же добавлял: «А можно отправить его на мясокомбинат и порезать на сосиски». После этого жаловаться на близких ему переставали.

   






У отца Афанасия было послушание – исповедовать сестер монастыря. Как-то раз к отцу Афанасию приехал отец Илья, старинный друг отца Афанасия по семинарии. О, как я мечтаю, - скал отец Афанасий другу, когда они уже посидели немного за столом и хорошо закусили, - чтобы хоть одна монахиня нашего монастыря кого-нибудь убила. - Что ты, что ты говоришь, батюшка, - замахал на него руками отец Илья. - Не могу больше слушать, как подходит одна за другой, и все точно сговорились: «Батюшка, я в среду съела сардинку».